Пусть расцветает лебеда. О сборнике автобиографической прозы Дмитрия Горчева «Поиск предназначения»
Урок биологии. О романах Антона Уткина «Дорога в снегопад» и Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы»
В зарослях баньяна. О романе Михаила Шишкина «Письмовник»

Четвертая высота (О книге Захара Прилепина «Восьмерка. Маленькие повести»)

В арсенале Захара Прилепина появились полутона. То есть, помимо литературных топора, молота, перфоратора, он стал использовать лобзик и штангенциркуль. Сборник маленьких повестей «Восьмерка» довольно сильно отличается от предыдущих сочинений. Хотя заглавная повесть (почему повесть, а не рассказ?) очень сильно смахивает на некоторые рассказы из сборников «Ботинки, полные горячей водки» и «Грех», все-таки «Восьмерка» плавно съехала с магистрали прилепенского мейнстрима на разболтанную колею традиционного российского реализма.

Захар Прилепин, честный литературный работяга, одаренный бренд-менеджер собственного продукта и бесподобный имиджмейкер, несколько раз покорял литературный Олимп России. И каждый раз он подходил к нему с разных сторон. Первое восхождение состоялось с довольно угловатого, безыскусного, косноязыкого, но откровенного и динамичного романа «Патологии». Не услышать вопль бывшего спецназовца, побывавшего в аду, было бы просто неприлично. И даже подло, в каком-то смысле. Его услышали.

Второе восхождение Прилепин совершил под флагом нацболов с черными серпом и молотом в белом кружке. Оно уже вызвало овации. «Санькя» был первым романом с героем-«экстремистом» в главной роли. Несмотря на явные художественные проколы (роман весь построен на выпуклом контрасте жестокость-нежность, стереотипах, клишированных диалогах).

В третий раз Прилепин взошел на вершину, обращаясь к «пацанской аудитории» или к тем, кто таковыми себя считает. Но сборники «Грех» и «Ботинки полные горячей водки» произвели впечатление и на книжных мальчиков, которые в душе всегда мечтают стать бритоголовыми хулиганами. Вообще, Прилепин всегда был симпатичен интеллигенции, своей приветливостью, под которой скрывается стальной мускул и металлический взгляд человека, который если надо «… и врезать может». Что бы не говорили завистники, Захар Прилепин сумел занять постамент героя поколения уличных умников, который в 80-е принадлежал Виктору Цою, а в 90-х Егору Летову. Правда, сей пьедестал стал миниатюрным, но в этом вины автора «Восьмерки» нет.

Роман «Черная обезьяна» обернулся неудавшейся попыткой покорить пик признания. Автор решил поиграть с триллером, философской притчей и дидактикой. Получилось невразумительно. Аплодисменты прозвучали только из вежливости.

Примечательно то, что Прилепин всегда выбирает пути для покорения эффективные, но единоразовые. Напиши он вторую книгу о бойне в Чечне – она бы уже не выстрелила. Второй «Санька» тоже вряд ли возможен. Имеется в виду не эксплуатация одной и той же темы, как это делают писатели категории «B», а развитие и углубление своей художественной канвы. Ведь писал же Маркес в течение многих лет о затерянной деревушке Макондо и персонажах, населяющих ее. Но для создания «Макондо» недостаточно собственного, хоть и богатого жизненного опыта. Нужна фантазия, творческая смелость и крылья, позволяющие делать пируэты, неожиданные для самого автора. Пока что Захар Прилепин пользуется добротным, хорошо скроенным фуникулером. И вот…

«Восьмерка» — четвертое восхождение культового писателя. Самое интересное и утонченное. В этих повестях Прилепин прыгнул выше собственной головы.

Книга состоит из восьми историй, каждая из которых обладает собственной мелодией, сильно отличающейся от довольно незатейливых мотивов прошлых прилепинских хитов. «Тень облака на другом берегу» — это романс несбыточной любви с бунинской гармонией. Описывая классический адюльтер, автор уходит в психологические дебри взаимоотношения полов, нащупывает вроде тропинку, но увязает в лирическом болоте с невразумительным выводом: «Когда мои дни закончатся, не воскрешайте меня, я тут никого не узнаю».

Что касается интимных сцен и описаний, не к столу они будут упомянуты, здесь автор остается верен себе. То есть, для передачи эротических переживаний, он охотно уступает перо поручику Ржевскому из анекдотов. Цитировать эти рулады особого желания не возникает, но хочется получить ответ на вопрос: почему картины телесной любви у Прилепина выходят такими… ну, мягко говоря, пошленькими? Ответ лежит на поверхности. Изображая довольно откровенные картины, Прилепин отказывается называть вещи своими именами, как это делали Буковски и Лимонов. Вместо этого он употребляет уменьшительно-ласкательные части речи, от которых заламывает зубы. Хочется верить, что автор предпочитает «гусарские нежности», оглядываясь на читателя-обывателя, а не в угоду своему вкусу.

Впрочем, это все частности. Главная особенность сборника «Восьмерка» состоит в том, что Захар Прилепин сумел выйти за рамки излюбленного, упомянутого выше контраста «нежность-жестокость», замешанного на социально-бытовых перипетиях.

Например, в повести «Лес» (низкий поклон Юрию Казакову) Прилепин пронзительно, не побоимся этого наречия, написал о драматизме времени и быстротечности жизни. Извивающаяся река – отличная, хотя и не новая, аллегория времени, не вышла из русла деликатного повествования и не превратилась в пафосный штамп.

Сюжетная и смысловая путаница повести «Допрос» – еще одно отклонение Прилепина от собственной нормы. Раньше каждое его произведение можно было легко, «с полпинка» пересказать, типа, мужики напились, набили морду чурке, а потом их в милицию загребли. Пересказать «Допрос» невозможно. О чем повесть – непонятно. Вроде, о слабости и силе, вроде об отцах и детях, вроде о тошнотворной гомосексуальности и тупорылой гомофобии, вроде о дружбе и любви, а о чем конкретно – не ясно. Но при этом «Допрос» не отпускает, вынуждая переворачивать страницу за страницей.

Не менее пронзительна и непредсказуема «Любовь». Уже само название повести вводит в заблуждение. По-прилепински, такой заголовок предполагает историю отношений ресторанного охранника, входящего в левую радикальную группировку, и жены крупного босса. Ан нет: речь идет о родительской любви – слепой, безнадежной, трагичной.

«Витёк», щемящая душу пасторальная элегия, завершается, как классическая антиутопия – московский поезд, проезжающий мимо умирающей русской деревни, остановился. «Поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагоны». Миры города и села слились и замерли. Победила вечность.

Похоже, с «Восьмерки» стартует период творческой, неспешной зрелости. Надо полагать, что из-под грамотно слепленного кожуха под модным названием «Захар Прилепин» наконец заговорил Евгений Николаевич Лавлинский, крутой мужик с ранимой, восприимчивой и отзывчивой душой мальчика. Let it be.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ В ЭТОМ ОБЗОРЕ:

Пусть расцветает лебеда. О сборнике автобиографической прозы Дмитрия Горчева «Поиск предназначения»
Урок биологии. О романах Антона Уткина «Дорога в снегопад» и Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы»
В зарослях баньяна. О романе Михаила Шишкина «Письмовник»

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>